Виктор Иванович поднял, как перышко, ребенка и с какой-то особенной порывистой горячностью целовал его и с мучительной тоской взглядывал на это милое личико с большими, широко открытыми, не по-детски умными, проникновенными глазами.
Он понес своего ненаглядного "Виктора Викторовича" в гостиную, и мальчик, перебирая ордена, говорил:
- Ты не уедешь от нас, папа? Тебе позволили остаться с нами?
- Нет, милый... не позволили...
- Так возьми Вику с собой...
- А как же мама останется без Вики?
- И мамочку возьми... И Рябкина... И няню... И Аришу... И Шарика... И чижика... Всех... Всех возьми!..
Вместо ответа моряк крепко прижал к себе мальчика и, спуская его на пол, вынул из кармана игрушку.
Он завел мышку, и она побежала по полу, делая маленькие круги.
- О... папа... смотри!..
Мальчик в восторге присел на корточки.
Отец умиленно взглянул на Вику и, стараясь скрыть тоску, направился в комнату жены.
III
Но из дверей уже торопливо вышла, слегка переваливаясь, высокая матовой белизны брюнетка лет двадцати пяти, в мягком теплом капоте, прикрывающем заметную полноту ее талии.
Это была необыкновенно милая женщина, при виде которой точно светлело на душе за хорошего человека. Даже самый легкомысленный человек с невольным почтением глядел на эту скромную, слегка застенчивую красавицу, казалось, и не понимающую прелести красоты ее одухотворенного изящного лица, доверчивого и ласкового, и больших ясных правдивых глаз, опушенных длинными ресницами.
Сразу чувствовалось, что за такой женщиной нельзя было ухаживать. Ее только можно было полюбить безнадежно, завидуя счастливцу Загарину, у которого, далеко не красивого и не блестящего, такая жена, что даже кронштадтские сплетни не могли ее коснуться.
Все только дивились такой на редкость счастливой паре.
Почти с благоговейной осторожностью обнял Виктор Иванович жену и, поцеловав ее, хотел только сказать о несчастье - своем неожиданном назначении в плавание на три года, - как жена, крепко сжимая в своей маленькой руке руку мужа, словно бы не отпуская его от себя и точно все еще не доверяя тому, что сразу почувствовала, как только что увидела мужа, спросила:
- Да неужели могли сделать такую несправедливость? Назначили тебя командиром "Воина"?
- Напротив... Блестящее назначение, Вера.
- Но ведь ты не хочешь его.
- Еще бы!..
- Отказывался?
- Разумеется.
- И все-таки... на три года?
Виктор Иванович махнул головой.
- Нет... Это невозможно! - растерянно проронила молодая женщина.
И, вдруг спохватившись, сказала:
- Ты, милый, голоден... Идем в столовую.
Загарин отказался. Он закусил в Петербурге.
И с необыкновенной нежностью промолвил:
- Ты лучше садись, Вера... Устанешь.
- Пойдем ко мне... Няня здесь с Викой... Расскажи, что министр сказал... Отчего тебя назначил...
Мышка остановилась. Мальчик схватил ее и подбежал к матери.
- Мамочка! Смотри какая!.. Папа привез... Он всех нас возьмет! радостно кричал Вика.
И, показав матери мышку, отнял ее и вернулся к пожилой своей няне Матрене Петровне.
Вера Николаевна, казалось, все еще не могла поверить, что муж уйдет в плавание... Им всем так хорошо вместе...
"Все ли Витя говорил министру, чтоб остаться!?" - подумала она.
И, когда они уселись на маленьком диване в уютной, перегороженной японскими ширмами спальной, Вера Николаевна, стараясь скрыть от мужа душевное волнение, спрашивала:
- Ты говорил министру, что у нас Вика?.. Ты говорил, что скоро у нас...
И молодая женщина крепко прижалась к мужу, словно ища помощи, и продолжала:
- Ты говорил, что мы только четыре года женаты?.. Ты говорил, милый, что мы счастливы и не хотим расставаться? Говори... как тебя он встретил?.. Почему отказал?..
- Приветливо встретил и сразу огорошил. "Назначаю, говорит, командиром "Воина", как одного из лучших капитанов. Надеюсь, довольны?"
- Изумился, милый?
- Да. Ты знаешь, до сих пор начальство не баловало вниманием. И вдруг: "из лучших"! Кто это мне удружил - перед министром - не понимаю! Не сам же выбрал... Однако подумал: верно, сейчас же отменит назначение... Желающих много... И сказал, что считаю себя вправе просить не назначать меня. Говорю, что семейные обстоятельства решительно вынуждают меня остаться здесь.
- Что ж он?
- Окрысился и грозно сказал: "На службе нет семейных обстоятельств!"
- Какое бессердечие! Да разве у него нет семьи? Нет детей? воскликнула Вера Николаевна.
И слезы задрожали на ее глазах.
- Он не бессердечный... И не злой... И семья есть...
- Так как же не понимает семейных обстоятельств?
- Понимает и свои и чужие... Но у нас, Вера, нет протекции... И знаешь - я не из ласковых телят... Не рассыпался в благодарностях за назначение... А в кабинете у министра было два старых адмирала да несколько штаб-офицеров... Он и хотел на мне показать, какой он радетель службы... Однако все-таки осведомился: "Какие такие могут быть семейные обстоятельства?.." Точно не знал, какие именно обстоятельства! - возбужденно проговорил моряк.
И, стараясь быть сдержаннее, чтоб не взволновать больше и без того взволнованную жену, Виктор Иванович продолжал:
- Ты поймешь, Вера, что не мог же я объяснять, что без тебя и Вики эти три года будут невыносимы... Да, верно, уж ему наболтали о нашем счастье...
- Ты прав, милый! - шепнула молодая женщина и пожала руку мужа.
- И я коротко сказал, что здоровье жены и сына требуют моего присутствия. И прибавил, что весь прошлый год плавал в Средиземном...
- А он?
- Ответил, что мои доводы не заслуживают уважения... И так... так скверно искривил свой беззубый рот в улыбку и колко сказал: "Такой чувствительный семьянин не должен быть моряком. Раз служите - должны плавать. Немедленно примите корвет и с богом!.." И некоторые из присутствующих тихо захихикали. Хотели подслужиться. Есть ведь подлецы!